На протянутые сигареты Харлин качает головой и вопросительно изгибает бровь. Переводит взгляд с Джона на пачку сигарет, после – снова на Джона. На лице нескрываемый скепсис. Спустя пару секунд молчания констатирует очевидный для обоих факт:
– На территории Аркхэма запрещено курить.
После чего улыбается, умилённая выражение лица мужчины напротив.
– Но я закрою глаза на эту гадость, если вы дадите мне сладость.
Под «сладостью» она предполагает хорошее поведение: откровенность, готовность к сотрудничеству, etc. Но ей интересно как это интерпретирует пациент в своей голове, поэтому пояснений не дает.
Джон выглядит расслабленным, довольным собой или хочет таковым казаться: оттого и вальяжная походка, и широкая улыбка, и то насколько фривольно держится в разговоре. Харлин иллюзий не питает: судя по истории, подобное поведение при знакомстве с новым врачом для него обыденно. Куда в большей степени она ждет его «темную» сторону, из-за которой и был весь сыр-бор.
Пока же решает потворствовать его эго, но не спускаться в откровенную лесть. Не говорит о том, какой перед ней уникальный случай, способный стать центральной темой её диссертации. Не говорит о своем почти физическом желании знать еще больше. Знать в-с-ё. Не забывает давать ему соответствующую реакцию: удивленно вскидывает брови, когда речь заходит про её парфюм (облизываться было как-то совсем чересчур, не находите?); фыркает со смеху в ответ на его интерпретацию психоанализа.
– В методах нет ничего плохого, вы же не изобретаете велосипед каждый раз, когда хотите добраться до больницы, – пожимает плечами Харли, не прекращая вглядываться в лицо Джона. Ей нужно понимать, связано ли сказанное им с предшествующим негативным опытом, либо с отрицанием терапии как идеи, – А люди, которые не умеют ими правильно пользоваться,.. бесят, да.
Проследив за его взглядом, который остановился на фотографии Хиени, Харли хмурится, переваривая дальнейший пассаж. Нет оснований безоговорочно верить Джону (да и он не делает прямого заявления), но фактор её личной неприязни подталкивает к тому, чтобы считать предыдущего психиатра еще большим мудаком, теперь и в отношении к пациентам. Если Хиени действительно навешивал на пациентов ярлыки, ей следует в ходе общения с Джоном уделить внимание тому, что проблема не в пациенте и не в терапии, а в том, что его предыдущий врач – фееричный долбоеб. Последующее упоминание эксперимента Розенхана в связи с этим делает картину в её голове совсем уж мрачной.
Здесь, разумеется, нужно смотреть и на обратную сторону медали. Поставленный в настоящее время диагноз Джона – шизофрения, вопрос восприятия им реальности в настоящий момент не закрыт. Проблемы в общении с лечащим врачом – не единичный случай. Причем одна из его бывших врачей – наставница Харлин, к которой последняя испытывает бескрайное уважение. Да и озвученным им эксперимент – аргумент антипсихиатрии с сомнительной доказательной базой. Некоторые из утверждений статьи Розенхана не нашли подтверждения реальными документами, делая их голословными. Публикация подвергалась критике еще в 70-х, да и с тех пор не получила какого-либо развития... Но её отношение к эксперименту вообще не имеет значения. Куда больше волнует, какие выводы можно сделать из сказанного: считает ли Джон себя здоровым? Считает ли он, что был заключен в Аркхэме по врачебной ошибке?
Параллельно своим размышлениям в голове, Харли наяву зеркалит Джона, наклоняясь в его сторону. Концентрируется на губах. И потому очередная смена интонаций и предшествующая ей усмешка действует на неё как ведро холодной воды на голову. Резко отклоняется назад, в полной мере возвращаясь из мыслей в реальный мир. Несколько раз моргает, уставившись в стол.
Поджимает губы, распределяет помаду на них. Строго говоря, вопроса о согласии и не стоит вовсе. Цепочка событий в её голове ясная: она покорно принимает все, чем Джон захочет с ней поделиться – наблюдает – как можно деликатнее направляет русло беседы в интересующем ее направлении. Последнее – самая сложная часть, потому что не ясно, что именно Джон ожидает от терапии и чего не смогли дать ему предыдущие врачи, предпочитая отказаться от пациента.
– И чем же мы будем заниматься в этом дивном новом мире?.. И раз уж мы отказываемся от ролей и правил, вам стоит назвать меня просто Харли, верно?
Вернув самообладание, сгибает руки в локтях, кладет на переплетение пальцев голову, склоняет её направо. Приподнимает брови, что, как ей кажется, придает более простодушный, наивный взгляд. Снова всё внимание на пациенте.