... Срываешь башню, пока срываю вишню
Еще вчера неважно, сегодня станет слишком ...

  Проснись, солнышко! Проснись, солнышко! Посмотри по сторонам и обнаружь мир, который я тебе решила показать сегодня. Он такой удивительный, такой прекрасный, такой красивый! Я привела тебя в уникальное место, в самое высокое место в этом дурацком городе, который тебе так нравится. В этом дурацком городе, который является твоим домом. Ты знала, красивый девочка, что самое высокое здание в твоем городе — медицинская компания, которая занимается психически нездоровыми людьми? Ты ходишь к ним на прием? Впрочем, не отвечай. Мне нет никакого дела до твоего психологического здоровья. Потому что даже если оно было идеальным раньше, сейчас точно таковым не будет. Ты попала в мой плен, девочка. И я просто так из него не выпускаю. Нет, не выпускаю...

  Я, знаешь ли, невероятно голодная. Не потому, что пропустила прием пищи, все равно местная кухня вызывает у меня только несварение. Нужно было давно уже перейти на органическую пищу, но это возможно только на Кориане, где все прислушиваются к природе, к духу единения. Там и еда вкусная, и воздух легче. Но находится на Кориане больше для меня не было необходимостью. Я взяла с этого острова все, что только хотела, в том числе и Розу Пустыни, которую теперь хочу применить на Готэме. Сначала думала на этом городишке, на этой девушке, но быстро поняла, что так только зря потрачу украденный материал. Мне нужно испытывать все на месте, нужно было нанести удар первый, ранее неизведанный. Воронам и полиции не должна была я облегчить жизнь примерами других городов. Нет. Я не оставлю Розу здесь.

  Зато оставлю здесь свой опыт. Оставлю здесь свое имя. Алиса. Я наведу шум в этом городе, и уже потом ворвусь в Готэм. Это как раз тот самый случай, когда мне нужно мое имя, когда мне поможет мое имя. Никто не должен знать, что я пришла в Готэм специально. Стать преступницей всея страны я тоже не хочу, но у них должно быть хоть что-то на меня. Должна быть база, но не должно быть моего имени. Это довольно простое правило, которому я хочу придерживаться. И ты, девочка, поможешь мне.

  Я даже не помню, где именно нашла тебя. Возможно, где-то в подворотне, а там, кто знает, может было и место более живописное. Я выключила тебя сама, спросив что-то вроде: как пройти в библиотеку? Взгляд у тебя добрые, глазища огромные. Такие душечки никогда не проходят мимо людей в нужде, не прошла и ты. Вот только тебе это не поможет, конечно же, нет. Все, что останется от тебя в конечном итоге, дорогая, это пепел. Пепел, который посыплет твою голову, навсегда изменит твое представление о прекрасном, об опасном. Ты ничего не знаешь об этом мире, и поэтому смотришь на него, как на спасение. Я начну тебя смотреть на этот мир, как на отравленный ядом. Тебе не понравится. Но ты ничего не сможешь с этим поделать. От правды не убежать. Особенно, если привязана к стулу.

... И что, и что, и я лечу
Я ощущаю свободу, над ней парю
Еще-еще, хочу еще ...

  Знаешь, я решила, что сегодня подарю тебе возможность посмотреть на взрыв. Понаблюдать за тем, как я буду взрывать здание торговой компании, что находится в тридцати метрах от нас. Ты еще не знаешь, что я не такой монстр, как можно обо мне подумать. Потому что здание только построено, в эксплуатацию не запущено. Завтра должно было быть открытие, но его не произойдет. Мне просто не нравится это здание, знаешь? Я не хочу, чтобы оно открыло свои двери для кого-либо. Но только ты, юная девица, не будешь знать, в каком именно здании находится бомба, и поэтому мы с тобой сыграем в дивную игру — ты будешь смотреть на каждое здание, представлять себе, как оно будет взрываться, хоронить под своими обломками жизни невинных людей. Я не раскрою тебе правды, пока взрыв не случится. Я обещаю тебе, что не лишу интриги.

  Прикушу кончик детонатора, что был похож на рацию. Я смотрю на здания в округе этого города, окутанного океанскими течениями, и качаю головой. Сан-Франциско намного светлее Готэма, здесь больше солнца, воздух чище. Но это не значит, что этот город не порочен. Они все порочны, города современности. И чем красивее фасад, тем более мрачно содержимое. Готэм хотя бы не скрывается, не пытается предстать в своем лучшем виде. Но, к сожалению, особенно это ничего не меняет. Ни в самом городе, ни в его истории. Сан-Франциско не был ангельским городом, но небоскребов здесь было много. Идеальный полигон могла бы я устроить себе, совершенствоваться во взрывах, но понимаю, что после сегодняшнего в городе будет оставаться небезопасно. Так что я просто оставила безумные письма-послания, которые спасатели найдут под обломками. Сегодня же я улечу отсюда, пока власти не додумались закрыть воздушное сообщение из-за угрозы теракта или как там это делается сейчас? Несколько лет, проведенных на Кориане, заставили меня немного потеряться в современных реалиях.

  Ты слишком долго спишь, знаешь? Я могла бы даже подумать, что была слишком усердна. Клиника для психиатрически больных приняла меня в белом халате с тобой на руках слишком дружелюбно. В лифте мне пришлось объяснить, что ты потеряла сознание на улице. Несмотря на то, как ты красиво была одета, мне поверили, что ты нуждается в помощи. На верхнем этаже, правда, оказались офисы, но я успела уйти к пожарной лестнице, где меня уже ждал стул и несколько веревок. Я была уверена, что ты дышала, пока я привязывала тебя, я знаю, что дышала. Просто находилась без сознания, хотя я не применяла к тебе такой уж сильной физической силы. Это значит, что ты был слишком хрупкой. Хрупкой для этого мира, для своего собственного существования. Ты была невыносима, и уже не нравилась мне этим. Слишком хорошенькая, слишком ангельская. Если ты не придешь в себя — это будет очень обидно. Ведь мне нужен зритель, мне нужна ты. Ты должна оценить меня, благодетель...

... Она так холодна, как будто эскимо
В этот ее полет, меня к ней занесло ...

  Наконец, я слышу тебя. Я слышу, как ты начинаешь двигаться. Это заставит меня оторваться от созерцания прекрасного города, к которому я все равно не собираюсь привязываться. Он — не мой, а это значит, что мне не нужно было знать каждую улочку, чтобы чувствовать себя здесь уверено. В конце концов мне нужно взорвать всего одного здание, и я думаю, что прекрасно справлюсь с этим заданием, не замечая окраин. Мне сейчас не очень важно, что происходит кроме. Мне важно, что происходит с тобой. С тобой, девочка, что открывает глаза, смотрит на меня этим несчастным взглядом. Ты ничего не понимаешь, а еще у тебя во рту кляп. Прости, я не очень хочу, чтобы ты кричала. Иногда крики все портят, делают невыносимым. Не люблю, когда мои жертвы кричат. И раскрывают таким образом наше тайное рандеву.

— Я так рада, что ты все же решила посетить меня, солнышко! - я довольно улыбнусь, отойду от края крыши и подойду к тебе, к твоему стулу. Ты знаешь, у тебя просто прекрасная обзорная площадка. Тебе будет все видно, самый лучший обзор. С твоего ракурса видны шпили самых высоких зданий города, хотя я должна признать, что три примерно были одинаковы по высоте. Моя Торговая Компания проигрывала всего на каких-то жалких пару метров, — Скажи мне, дорогая, как много решает пара метров? Слишком много. Например, пара метров решила то, что в моих руках оказалась ты, а не какая-то другая девица. Я просто приметила тебя первой, ты просто понравилась мне, я тебя запомнила. А через пару метров я нашла бы кого-то еще. Так что ты должна помнить это золотое правило.

  Сентиментальная часть меня решит встать перед тобой на одно колено. Ты выглядишь так несчастно, твои глаза так сильно блестят. Наверное, ты сейчас заплачешь. Наверное, мне должно быть тебя жаль, но, правда в том, что не жаль было нисколько. Зачем жалеть того, кто будет наблюдать самое красивое зрелище, на которое только способна эта планета? Я улыбнусь, поглажу тебя по щеке:

  — Ты увидишь сегодня чудо. Настоящее, красивое. Такое чудо, которое навсегда изменит тебя. Возможно, ты даже не выйдешь больше из этого здания, мы ведь все-таки на крыше психушки, — пожму плечами, — В любом случае я о тебе позаботилась! А чуть позже ты позаботишься обо мне, — подмигну, смотря на тебя, — Я хочу сыграть с тобой в одну очень увлекательную игру, — поверну детонатор так, чтобы ты поняла, чем на самом деле является девайс, — Она называется: "Угадай, где бомба", — усмехнусь, — Ты называешь здание, я нажимаю на кнопку. И если оно взрывается, то, формально, это — твоя вина, - рассмеюсь, смотря на тебя, — Готова? Будет весело!

  И в доказательство своей лояльности я даже рот тебе развяжу. Ну, это скорее для того, чтобы точно понимать, какое здание ты хочешь взорвать. Мне так будет лучше слышно тебя, Повелительница.

... Кредо мое, подари мне полет
Раньше была, как лед, танцует и поет
Она танцует и поет, холодная, как лед
Нас никто не найдет, нас никто не найдет ... 

Стивен проводил взглядом растаявшую в портале фигурку Конни верхом на Льве, и закрыл лицо руками. Ему казалось, что весь мир вокруг потерял краски и превратился в немую пустыню. Юниверс не замечал, как из его глаз текут слезы, прокладывая мокрые дорожки, не видел, как кожа приобрела розовый цвет. Для него жизнь и смысл были потеряны. Хотелось исчезнуть, провалиться сквозь этот проклятый песок, лишь бы ушла царапающая душу боль. Исчезло из памяти испуганно-шокированное лицо Конни, которой его предложение показлось таким же безрассудным, как если бы тот, "прошлый" Стивен заявил всему городу, что достанет с неба луну.
— Почему?...
Собственный голос показался Стивену чужим и тусклым.
— Рубин, Сапфир, я ведь сделал так, как вы сказали... Так почему?...
Парень сжал руки в кулаки и осмотрелся. Лепестки разметало по всему пляжу, еда в свете заходящего солнца казалась ненастоящей. Как и все вокруг. Хотелось просто представить, что это сон, и, проснувшись, вздохнуть с облегчением. Но от ужасной реальности никуда не деться. Или?..
Стивен резко сорвался с места, в несколько секунд разогнавшись до невероятной скорости. Вот за его спиной остался Пляжный город с одинокой гитарой на холодном песке, а пространство обернулось прозрачным розовым пузырем, который понесся через ветер и дождь, кучерявые облака и синь небес. Как он выглядит со стороны, Юниверс даже не думал, и уж тем более, не подумал о друзьях и отце, которые будут за него волноваться, не имея возможности даже связаться по телефону — средство связи осталось там же, где Стивен швырнул на песок несбывшиеся мечты и надежды. Ему было так больно и одиноко, как никогда в жизни. Та, что была его спутником и всегда поддерживала, милая, добрая Конни, теперь словно отодвинула Стивена от себя. Наверное, он поторопился и все неправильно понял, да вот только сказать об этом младшему Юниверсу все равно было некому.
Он потерял счет времени, километрам и, возможно, даже пролетающим мимо странам, когда солнце выхватило высокое здание с портальным входом и высокими колоннами. Стивен не мог объяснить, почему, но он направил розовый пузырь внутрь. И только оказавшись глубоко внутри, наконец избавился от своей защиты, улегся прямо на пол и заплакал, тихо всхлипывая и безуспешно пытаясь вытереть слезы, которым, казалось, не было конца. От плача голос охрип и потяжелел, а глаза покраснели и разболелись. И только когда сил плакать уже не осталось, юноша в последний раз всхлипнул, вытер слезы рукавом и решил осмотреться.
Помещение оказалось просто огромным. Вокруг, насколько хватало взгляда, возвышались колонны, а в центре застыла в немом величии статуя прекрасной женщины, отдаленно напомнившая Стивену портрет матери. Сам не зная почему, сын Розы подошел ближе, подпрыгнул и завис в воздухе, вглядываясь в черты благородного мрамора.
— Как бы мне хотелось понять, что я сделал не так... Мне так нужна помощь...
Юниверс не знал, почему он высказывает свою боль статуе, однако, кажется, уже не способен был держать все в себе.
— Я так люблю ее... Почему же отдалилась от меня?... Что я сделал не так?..
Юниверс спустился на пол, обхватил колени руками и опустил голову. Ему хотелось получить ответы на гложущие его вопросы, однако, Стивен был уверен, что Гранат не в силах их дать. Да и после случившегося он к ней идти точно не хотел.

Он ничего не рассказывает, тот другой Саймон — из будущего. А если и говорит, то какими-то бесконечными загадками: Алиша бесится сначала, но потом принимает эту его чертову супергеройскую черту. Они так много раз делали столько бесконечно разной херни, не пересчитать, что какое-то там случайное появление из будущего кажется чем-то само собой разумеющиеся. Небольшой изюминкой, а после, вообще как-то забывается. Но всё равно, каким-то образом удачно, разделяет её жизнь на «здесь» и «там»; за заклинивающими дверьми старого элеватора Алиша чувствует себя настоящей, а когда там на отработке, на тусовках в дурацком костюме, словно бы просто играет роль, убивает время, чтобы быстро вернуться в «здесь» с ним. Алише кажется, это время никогда не закончится. Оно специально создано для двоих: в таинственности своя прелесть и шарм. Время молодости, любви, секса, горячих тел на одной постели и после её монологов-рассказов про прошедший день: про себя Саймон рассказывает мало, говорит, она узнает об этом потом. И вся эта путаница на самом деле бесит, раздражает и заставляет мозги кипеть. Но Алиша всё равно возвращается — странно это видеть две версии одного человека и одну совершенно не замечать.

Алиша сползает по стене и садится на бетонную кладку. Смотрит на свои руки и не может поверить: воспоминания так живы, вот её ладони в крови — вот пальцы пахнут бензином и огнём. Алиша не помнит ничего до этого момента — только мёртвое лицо Саймона охваченное огнём и она, плачет, не сдерживая слёз. Келли пришлось хорошенько приложиться к её лицу пощечиной, чтобы привести в чувства. Подействовало, но не до конца. Сейчас Алиша утирает непрощенные слезы рукавом кофты и хмурит брови, — он бесконечного потока мыслей кружится голова. И вот, уже знакомая макушка показывается из-за высокого парапета, Саймон идёт у самой воды и прежде чем Алиша хорошо подумала над тем, что будет делать дальше — уже окрикивает его, уже бежит к нему, уже дёргает за рукав джинсовки привлекая внимания. Кажется, он в шоке. Ничего парень, Алиша тоже.

— Привет, — улыбается словно у неё потрясающее настроение, на самом деле внутри всё дрожит и трясётся, какая глупость, — я тебе кричала, — ну да, приветствуем тебя капитан очевидность давно не слышались, и с каких пор Алиша робеет перед парнем? Мысленно называет себя идиоткой и велит расслабиться, — хочешь вместе пойдём? — с чего-то определённо нужно было начинать. Хотя бы просто познакомиться поближе, а дальше уже... Что делать дальше Алиша совершенно не представляла. В её голове существовало два разных человека: мыслящих, дышащих, двигающихся — абсолютно по-разному. Он даже прикасался к ней так словно знал целую вечность, а рядом с Саймоном сейчас Алиша чувствовала только сомнение. Во всей этой волшебной чудесной эпопее «случайного сближения».

— Если тебе стыдно со мной показываться, я уйду, — и, наверное, так было бы даже лучше. Типа, чувак, я попыталась, прости, но ничего из этого не выйдет. Прощай будущее и бла-бла, ох если бы Саймон, тот другой, говорил чуть больше; и плевать, если бы они порушили всё что там дальше, правда, плевать. Их убил когда-то надзиратель, но вот они живы и здоровы, потому что Кёртис вернулся в прошлое и всё исправил. Так не послать ли всё это будущее на три веселых буквы и просто делать то, что хочется, — ну что ты идешь?

Саймон делится наушником, the killing moon врываются в сознание и Алиша первые пять секунд вообще не понимает, как к этому относиться. Депрессивный романтик, кто бы мог подумать. А ещё несостоявшийся поджигатель и человек в маске. Определённо будет непросто. Они шагают в ногу рядом медленно, игнорируя неловкость.

— Какая тебе музыка нравится ещё? Подожди-подожди, дай угадаю. М-мм, oasis и pink floyd? Хотя, это слишком очевидно, они всем нравятся. Как насчёт coldplay? —  Алиша всё ещё близко, держит между пальцами наушник, касается плеча Саймона своим? —  твоей был нежен кожи шёлк, я вдруг сокровище нашёл*. — тихо напевает, а потом смущенно улыбается и смеётся.

  *coldplay — yellow;

Осень, особенно эта, — время для удивлений и странных встреч. У Буна это уже не первое время так происходит. Несколько лет назад родители открыли свою компанию как раз в это время года. И им нравилось отвечать за такой прекрасный, но и не такой частый праздник — свадьба. Но люди любили такие праздники заказывать ближе к лету или началу осени. То и правильно. Погода в это время прекрасная. Куча желтых листьев осенью, а как прекрасна природа летом. И у всех будет шанс сделать огромное количество фотографий и куча воспоминаний. Но были ли у Карлайла воспоминания с этим месяцем или временем? Кажется, нет. Все, как обычно и никак не проявлялось. Жил обычной жизнью, встречался с девушками, с одной начал отношения. Ничего такого. Можно было бы его назвать невезучим? Скоре всего, нет. Всего хватало и был рад многому. Стоит даже учесть, что с работой повезло. Не каждый день можно устроиться на пляж охранником или спасателем. Там столько документации нужно предоставить. Бун еле вообще все собрал и в последний момент смог пробиться. Но удачно ли? Происшествие на яхте может перечеркнуть всю его карьеру. Погибла девушка и она так молода. Пусть парень не понимал, от чего именно она погибла. Укусы слишком непонятные. Таких при акулах точно не было. Если бы они и укусили, то эту бедняжку уже никто не нашел бы. Или только ее откусанную часть. А тут будто пригубили и оставили умирать. Или не оставили?
Осень могла ударить в голову всем этим людям, которым то и дело хотелось помочь всем, чем могли. Но они боялись того, что у них не получится. Хорошо, что выплывающих сразу же откачивались от лишней воды и укрывали их теплыми полотенцами, найденных на причале. А там и спасатели остальные пожаловали. Скорее всего, их просто предупредили о том, что произошло на берегу и воде.
— Осень — не осень? Вы о чем? Скорую уже вызвали очевидцы, как и полицию тоже. Скоро будут здесь, — помощь теперь нужна и этому мужчине, который кричал на всех, что его дама умерла и ее никто вовремя не спас. Незнакомец взялся снова помогать. А Бун тем временем регулировал все, что происходило. И его даже призвали в сторону для разговора.
— Осень — самый удачный период для работы. А вы и тут накосячили, мистер Карлайл. Если еще произойдет подобное, мы с вами распрощаемся. И меня не волнуют последствия, что никого не было рядом, — мужчина постарше уже знал, как отчитывать новеньких. Знал, как на них влиять. Знал, как опозорить при всех. Пусть негромко, но присутствующие были. А потом он подошел к Сальваторе, чтобы помочь тому с мужчиной. Другие спасатели в это время уже уносили тело девушки подальше всеобщего обзора. К сожалению, Бун снова оказался бесполезным. И что он делает? Бросает полотенце на песок и собирается покинуть пляж. Совсем забыл про двойника. Начальник так сильно испортил настроение, что и не думал о чем-то постороннем. Да и мужчину все равно похвалят за то, что помог успокоиться старику. А Бун и так переживет. Дома. В тишине. Без косых глаз в его сторону.

Осень, особенно эта, — время для удивлений и странных встреч. У Буна это уже не первое время так происходит. Несколько лет назад родители открыли свою компанию как раз в это время года. И им нравилось отвечать за такой прекрасный, но и не такой частый праздник — свадьба. Но люди любили такие праздники заказывать ближе к лету или началу осени. То и правильно. Погода в это время прекрасная. Куча желтых листьев осенью, а как прекрасна природа летом. И у всех будет шанс сделать огромное количество фотографий и куча воспоминаний. Но были ли у Карлайла воспоминания с этим месяцем или временем? Кажется, нет. Все, как обычно и никак не проявлялось. Жил обычной жизнью, встречался с девушками, с одной начал отношения. Ничего такого. Можно было бы его назвать невезучим? Скоре всего, нет. Всего хватало и был рад многому. Стоит даже учесть, что с работой повезло. Не каждый день можно устроиться на пляж охранником или спасателем. Там столько документации нужно предоставить. Бун еле вообще все собрал и в последний момент смог пробиться. Но удачно ли? Происшествие на яхте может перечеркнуть всю его карьеру. Погибла девушка и она так молода. Пусть парень не понимал, от чего именно она погибла. Укусы слишком непонятные. Таких при акулах точно не было. Если бы они и укусили, то эту бедняжку уже никто не нашел бы. Или только ее откусанную часть. А тут будто пригубили и оставили умирать. Или не оставили?
Осень могла ударить в голову всем этим людям, которым то и дело хотелось помочь всем, чем могли. Но они боялись того, что у них не получится. Хорошо, что выплывающих сразу же откачивались от лишней воды и укрывали их теплыми полотенцами, найденных на причале. А там и спасатели остальные пожаловали. Скорее всего, их просто предупредили о том, что произошло на берегу и воде.
— Осень — не осень? Вы о чем? Скорую уже вызвали очевидцы, как и полицию тоже. Скоро будут здесь, — помощь теперь нужна и этому мужчине, который кричал на всех, что его дама умерла и ее никто вовремя не спас. Незнакомец взялся снова помогать. А Бун тем временем регулировал все, что происходило. И его даже призвали в сторону для разговора.
— Осень — самый удачный период для работы. А вы и тут накосячили, мистер Карлайл. Если еще произойдет подобное, мы с вами распрощаемся. И меня не волнуют последствия, что никого не было рядом, — мужчина постарше уже знал, как отчитывать новеньких. Знал, как на них влиять. Знал, как опозорить при всех. Пусть негромко, но присутствующие были. А потом он подошел к Сальваторе, чтобы помочь тому с мужчиной. Другие спасатели в это время уже уносили тело девушки подальше всеобщего обзора. К сожалению, Бун снова оказался бесполезным. И что он делает? Бросает полотенце на песок и собирается покинуть пляж. Совсем забыл про двойника. Начальник так сильно испортил настроение, что и не думал о чем-то постороннем. Да и мужчину все равно похвалят за то, что помог успокоиться старику. А Бун и так переживет. Дома. В тишине. Без косых глаз в его сторону.

Miia — Dynasty

  прыжок в Маливор, был одной из сотни жертв, что ты принесла ради спасения дорогих тебе людей. миг, когда ты поистине осознала, для чего была рождена на свет. в ту секунду, все было так четко и ясно, как не было никогда в твоей жизни. ты родилась, чтобы умереть спасая мир от его бесславного финала.

  плутая во тьме, из раза в раз осколками тишины наслаждаясь, ты понимала, что поступила правильно. и лишь кусочек обуглившейся души, стремился вернуться обратно. буквально рвался в объятья бессмертного феникса... Лэндона, глупого мальчишки, в сердце которого тебе посчастливилось отвоевать себе место. не выдержала, разорвала все путы забвения и вырвалась на свободу, в мир, где никто тебя даже не вспомнил. просто не мог признать.

  Хоуп Майклсон, была стерта из книги жизни, будто и не было никогда. такова плата за героизм. ты выбрала путь одиночества тогда, ты выбираешь его и сейчас. стоя на перепутье нескольких улиц, там где у мусорного бака кошка скребет канализационный люк, нерадивую мышку пытаясь выхватить за юркий хвост. твои ладони, испещренными линиями любви и жизни, тремором в запястьях отзываются. брошенный взгляд на мелкую дрожь и учащенное дыхание сбитого ритма.

  напуганный, загнанный зверек, как та самая мышка. не такой желала видеть тебя мама, не такой воспитывал отец. однако, это единственный путь, дабы спасти их от самой себя. слишком много ошибок, помноженные на сотни неоправданных ожиданий. огромный груз ответственности и бесчисленные удары судьбы по самым болезненным точкам. Хоуп захлебывается в собственных косяках, словно утопающий, что не в силах ухватиться за протянутую руку спасателя.

  клетками кожи, перемену в воздухе ощущаешь. мелкий пушок на затылке вибрацию хищно челюстями ловит. привычный но давно забытый парфюм, по ноздрям бьет на манер боксерского хука. аквамарин глаз ты на него устремляешь, зрачком точечным вопя: "уходи, Элайджа. оставь меня одну. я не заслужила быть узнанной тобой".

  не столь давний срыв печати вампиризма, шатает нервы. выкручивая тумблер эмоций, на все новые и новые вершины снежного хребта. невротично пальцы с кулачки стискиваешь, вниз опуская. ком в горле размером с торнадо, в глотке застревает. путь к кислороду наглухо отрезает. ты не в порядке. никогда не была и вряд-ли когда либо уже будешь. и только твоя семья способна понять, что ты на самом деле чувствуешь.

  клеймо Майклсона, приходит в наборе с врожденным чувством вины и непомерной ответственностью. Элайджа знал об этом как никто иной. страницы истории твоего дяди, были испещрены багровыми полосами и бисером слез от нескончаемой боли. той боли, что не унять добрым словом и объятьями. именно с таким багажом отчаяния, в фильмах случаются массовые проклятия и геноцид.

  порой тебе даже казалось, что с дядей Элайджей, тебя связывает куда больше, нежели с остальной семьей. он с детства взял на себя ответственность сплотить то, что разбито мелкими осколками. то, что не подлежит починке. ты же, была рождена чтобы объединить то, что не смог он. и вы оба потерпели поражение. вновь и вновь лажая, на поприще семейных трагедий. в то время, как на вас все так сильно надеялись.

  — да, все хорошо — взяв себя в руки, поплачешь когда-нибудь завтра, ты уверенно шагнула прочь, в надежде скрыться от лица старшего Майклсона куда глаза глядят.

  но не тут то было. все ж, видимо родная кровь бьет по вискам и взывает к разбирательствам. на миг прикрыв глаза,  глубоким вдохом углекислый газ сквозь поджатые губы в мир выпуская. преодолевая своего худшего врага, саму себя, ты улыбку фальшивую, как маску на лицо натягиваешь. я женщина, а значит актриса. похуй что хреновая, когда дело касается семьи. он не должен знать, что та, в кого он верил так неистово еще до ее рождения, так сильно облажалась.

  — что? нет! впервые вижу... и вообще, уйди с моей дороги — лучшая защита — это нападение, так учил тебя отец. это знание ты вколачивала в свою голову сквозь призму боли переломанных костей и агонию потерь. посему, прошла мимо дядюшки, специально задевая своим плечом его. с вашей разницей в росте это выглядело весьма потешно со стороны. однако, ты четко обозначила, что его компания тебе не интересна, хоть это было и не так.

  но стоило выйти из проулка, как ты буквально спиной ощутила что дядя следует за тобой по пятам. черт, вот попала. это же надо было в таком большом городе, наткнуться именно на Майклсона. мое везение выходит на какой-то новый уровень краха. спустя пару домов, не выдержав, ты повернулась лицом к Элайдже.

  — ты что, преследуешь меня? я же сказала, мы не знакомы... и я не испытываю никакого желания исправлять сие упущение — речь с английским акцентом, вышла слишком эмоциональной. во всяком случае с точки зрения двух незнакомых людей. а как вишенка на торте, тут же подключилась еще и привычная тебе жестикуляция рук.

  ты инстинктивно прикоснулась к подвеске с буквой "м", но тут же отдернула руку словно обожглась.

  — надеюсь мы разобрались и ты отвяжешься от меня? — тебе на подкорке, хотелось сесть с Элайджей в уличном кафе, заказать по молочному коктейлю и проговорить до заката, а может быть еще чуточку дольше. рассказать все, что горит на кончике языка. поведать о том, что можно было бы изменить_исправить, сделать лучше.

  ты буквально была тетрадкой с надписью "работа над ошибками". но это слишком опасно, что если ты все только хуже сделаешь в итоге. снова накосячишь и это будет уже не исправить. так что, Хоуп, рот на замок и не играй в Лиззи Зальцман, понимаю, вы стали непростительно близки но, дружба дружбой, а одну семью с другой мешать не стоит.

  как Майклсон, ты обязана молчать во благо, и не важно насколько это болезненно. молчи, когда так хочется кричать.